Прошла ровно неделя с тех пор, как в России вступил в силу закон «о запрете мата», как его коротко окрестили в народе. Никаких глобальных изменений, вроде бы, не произошло: в кинотеатрах идут фильмы, театралы закрывают сезон, книжные магазины не опустели, однако, мысль, что что-то не так по-прежнему не отпускает. Предлагаю разобраться, какие же изменения в культуре и искусстве должны настигнуть российского зрителя, читателя и слушателя в связи с первоиюльским нововведением.

Сложнее всего дело обстоит с театром. Одна маленькая поправка в закон «О государственном языке Российской Федерации» перечеркнула всё сделанное «новой драмой» для современного российского театра. Теперь же, если на книги и DVD-издания предлагают ставить пометки «содержит нецензурную брань», то постановки не обойдутся значком 18+ или подобной пометой на своей афише: из пьесы слова выкинешь и теперь режиссёрам придётся заменять обсценную лексику в современных постановках на «блин» и «ёшкин кот».

Мат как норма речи использовался в «новой драме» с самого начала, так как подобные пьесы предполагают нового героя и новый язык, а, согласитесь, как же нюхающий клей подросток из произведений Сигарева или алкоголик-слесарь Вырыпаева, избивающий свою жену, будут выражаться исключительно литературным языком Пушкина и Чехова. Не комильфо, господа!

С кино тоже оказалась большая беда. Вроде бы, уже принятый закон «О защите детей от информации» предполагает, что детей на фильмах с рейтингом 18+ априори не будет, а люди взрослые слышали и не такое и вполне вправе выбирать: хотят они смотреть фильмы с использованием нецензурной лексики или им в другой зал. Теперь же выяснилось, что уже отснятые картины, пусть они даже победители всевозможных кинофестивалей, прокатное удостоверение в стране получить не могут, и прокатная судьба «Левиафана» Звягинцева и «Да и да» Гай Германики остались под вопросом.

И всё бы ничего, живём же мы как-то с вполне себе литературным переводом иностранных картин, у которых в оригинале в каждом предложении звучит слово на букву «F«, но мат в российских фильмах присутствует, в основном, в так называемом «авторском кино» и служит методом выражения экспрессии. Представьте себе финальную сцену нашумевшего в своё время «Все умрут, а я останусь», когда героиня говорит своим родителям:»А идите …, мама и папа. Идите на…и в…». Собственно мат выступает не только как выражении экспрессии, но и как вершина юношеского максимализма, когда подросток позволяет высказать накипевшее родителям, в одной минутной сцене накала больше, чем во всём происходившем на экране до этого.

С литературой дела обстоят несколько проще. Изъять из продажи или запретить выпускать издания, содержащие ненормативную лексику — значит нанести удар по литературному наследию, ведь ни для кого не секрет, что Пушкин, Есенин или Маяковский мат использовали довольно активно. Так что классики ограничатся лишь наклейкой с предупреждением о содержании в книге ненормативной лексики, что может послужить им даже некой рекламой в молодёжной среде. Авось, после прочтения «нашего всё» читатель переключится на лауреатов «Большой книги» или «Русского Букера», Сорокина и Прилепина, ни один роман которых без нелитературных слов не обходится…

Мне, как зрителю, не очень нравится, когда что смотреть и что читать выбирает за меня Большой Другой, будь то партия, родители или преподаватели, это попахивает не только недоверием к моему выбору, но и откровенным издевательством над художником, который вдруг оказывается жёстко зажат в рамки того, о чём и как писать/говорить/снимать можно, а что делать категорически нельзя. К чему это приведёт? Не к тому, что народ станет меньше материться, обсценная лексика и так узнавалась детьми вовсе не из ТВ-программ или арт-хаусных фильмов, а к тому, что вместо пресловутого слова из трёх букв на заборе, на Литейном мосту будет всё чаще красоваться крупные мужские гениталии, так сказать «вместо тысячи слов»…